Артем: Честно скажу, мы не так чтобы везде используем дерево. У нас есть реализованные постройки из дерева, есть концепции из дерева. Некоторые вещи будут реализованы, они уже согласованы, разработаны проекты и рабочая документация. Есть проекты, которые уже начали строиться в дереве. Скоро один большой объект открывается. Нельзя сказать, что мы максимально продвигаем использование древесины. Просто, я думаю, это связано с тем, что с какого-то времени мы стали позиционироваться как ЭКО, как-то так случилось. А когда говорят ЭКО, почему-то у нас в стране подразумевают использование дерева, хотя это не совсем корректно. Мы не лоббируем дерево, наоборот, любим использовать разные материалы. Но мы понимаем, что это быстро, экономично и не требует какой-то сложной технической базы. Поэтому обычно мы используем древесину, когда нужно сделать что-то быстрое или временное. Но в зависимости от разных условий мы используем разные типы материалов и разные типы дерева.

Итак, три причины привели нас к «деревяшкам». Во-первых, экологичность, о которой я говорил выше. Во-вторых, экономичность. И в-третьих, это то, что при работе с парками, а у нас в работе много парков, «модно» использовать деревоХотя сейчас тенденции в парковых сооружениях меняются, и далеко не всегда используют дерево.

Артем: Дело в том, что мы мало работаем с частными клиентами. Основной наш заказчик - бизнес, а бизнесу не нужны маленькие дома. Мы, конечно, работали и с частниками, у нас есть один дом, из дерева, но это «долгоиграющий» проект. Мы там чуть-чуть двигаем что-то, выбираем материал кровли, узлы, но судя по всему это будет идти еще долго.

Артем: Там сложная история. На самом деле, это не дерево в привычном виде, это такой сэндвич, но из экологических материалов на основе дерева. Мы используем датскую технологию, и дом будет делаться непосредственно в Дании. Будет весь сделан из панелей и потом привезен сюда и собран здесь. Здесь есть российское представительство, компания называется Dan house. И у них такие сложные, экологичные панели. А отделка при этом может быть и деревянной, и не деревянной. Но у нас она будет деревянной. Другое дело, вот сейчас, например, у нас строится большой welcome-центр, внутри и снаружи полностью деревянный, большой, сложный такой.

Артем: Это Липецкая область. Там ресторан, безалкогольный бар, сувенирный магазин, лаундж, инфо-центр, открытый солярий и зона для мероприятий. Его оболочка будет полностью деревянная, потому что это очень хорошо согласуется с концепцией того места, где мы это делаем, это парк «Кудыкина гора». Но при этом мы используем в качестве каркаса металлические конструкции. Почему используем металлические конструкции в данном случае? Мы бы хотели использовать, на самом деле, деревянные конструкции. Но понимаем, что если мы используем просто балки, то они получатся очень большого сечения. Нам этого не нужно. Если мы используем клееные деревянные балки, то они будут достаточно дорогие И потом, экономичнее делать это на производствах, которые находятся здесь же. Поэтому пришли к металлическому каркасу, но обшивку, внутреннюю и внешнюю, сохранили деревянную.

Артем: Мы, в основном, работаем с девелоперами. Главным образом, делаем общественные пространства и все, что с ними связано, включая и объекты: архитектурные павильоны, МАФ'ы. И эти объекты почти всегда получаются деревянными. По тем причинам, о которых я говорил выше.

Реализаций из дерева у нас достаточное количество, десяток, наверное, наберется, может, чуть больше имею ввиду какие-то заметные. Например, вспомним такой знаковый и социально важный объект, как «Букводом» в парке Сокольники, сделанный на основе старыого зданяи библиотеки. Возможно любовь к дереву осталась со времен моей работы в «Wowhaus» . Вообще я руководил проектом преобразования парка Сокольники и там мы с коллегами много чего разработали деревянного: павильон платного проката, горки, декорирование для существующих строений, а с Мариной Ярмакиной придумали деревянные арки клееные на центральной аллее.

Там много народу работало, просто у каждого был какой-то свой объект. Но все объекты деревянные, И потом тоже, когда мы уже в «Megabudka» стали проектировать «Букводом» на Фестивальной площади в парке Сокольники - ему предначертано было стать деревянным. Здание на площадь выходит деревянным фасадом, а встрону дороги – зеркальным, чтобы растворяться в окружении. Вообще мы каждый раз размышляем относительно того, почему и каким должен быть материал. Если мы находим обоснование использованию дерева, то используем его, если не находим – используем другой обоснованный материал.

У нас есть ряд проектов отелей, к сожалению, пока не реализованных, которые находятся в сложных ландшафтных условиях. Вокруг горы, парки, лесистые местности. И мы, в любом случае, планируем там применять «деревяшку». Это позволяет вписаться в природу, что, в любом случае, хорошо.

Артем: Тенденция использования дерева связана с экологичностью материала, его экономичностью и с тем, что с «деревяшкой» достаточно просто работать. То есть сваривать ничего не надо, можно просто собрать схему, даже в 3D, мы не раз так делали. И, собственно, по деталям показывали рабочим, как это собрать, даже так было. Статистически даже производства лучше умеют работать с «деревяшкой», чем, например, с металлом. В России, мне кажется, это так популярно в общественных пространствах просто из-за того, что все можно сделать на месте.

Мы и в интерьерах достаточно много используем дерево. И там, где это невозможно, стараемся использовать хотя бы шпон. Мне нравится сочетание дерева как теплого материала и чего-то совершенно отличного по текстуре, например, камня, бетона. Даже «Букводом», как я говорил, это сочетание дерева и зеркального композита. У нас также много использовано сочетаний дерева и каких-то медных панелей или изделий из меди.

Артем: Сначала мы делали все белое, если это вертикальные поверхности, а все горизонтальные были деревянные. То есть такой типичный, скажем, «японский» подход. Мы как-то так сразу поняли, что это получается симпатично, это беспроигрышно. Но через некоторое время стало скучно. Это, в принципе, могло бы быть нашей идентичностью, и мы могли бы продвигали это. Но нам каждый раз было интересно придумывать какие-то новые задачи. Я не знаю, правильно или неправильно это, с точки зрения продвижения, потому что новое всегда тяжело принять. Но мы экспериментируем и со стилем, и с формой, и с материалами. Если, например, про Николая Белоусова или Тотана Кузембаева можно сказать, что они точно работают только с деревом, и все, точка, то мы как раз все время стремимся к каким-то экспериментам.

Если вернуться к вопросу, как убедить заказчика, то это не сложно. Мы сами достаточно гибкие, и эта гибкость у нас всегда обоснована. То есть мы не прогибаемся, мы просто не категоричны. В каждом из наших проектов мы пытаемся с разных сторон прощупать архитектуру, трогать разные концепции, проверять разные мысли и гипотезы.

Артем: Нет, это была не фантазия. Был заказчик, «Мортон». У него был микрорайон, в Южном Бутово, если не изменяет памят. И в качестве некой социальной программы и создания какого-то микроклимата в районе, уж не знаю, с городом они договорились или это была их совместная инициатива, они решили разработать культурный центр с каким-то русским посылом. Может быть, это был отчасти маркетинговый ход, а отчасти действительно искренняя инициатива, социальная программа. Мы туда так глубоко не влезали. Они объявили международный конкурс, который мы выиграли вот с этой концепцией переосмысления «русскости через дачность». Мы выиграли, и разработали проект. Но потом все «накрылось», проект не реализован.

Артем: Да, по условиям конкурса, с нами, как с победителями заключили договор на дальнейшую разработку, мы начали делать проектные чертежи. Проверяли сети, сделали первые планировки, посадку на участок. То есть сделали какие-то основные материалы, базовые. Дальше должны были продолжать, но не вышло.

Артем: Если бы этот проект реализовали, итог был бы знаковый, интересный. Опять же, почему там используем дерево, много дерева, потому что под это была подведена идеология. Там еще был классный контраст: вокруг 17-20-этажные дома, а между ними на большом пустыре должно было существовать наше сооружение. Нам очень нравился этот контраст, когда ты существуешь в другом масштабе. И эта сбивка масштабов нам казалась очень ценной для того, чтобы человек почувствовал себя просто комфортно. Приходит на ум аналогия с современным Китаем, где стоят высотки и рядом стоят такие небольшие хибарки, еще старые. И там торговля, кафешки, живут люди. Ты там попадаешь в совершенно другой масштаб, и это, конечно, очень впечатляет. Мы хотели примерно такое же впечатление привнести, но при этом, конечно, ориентируясь на « русскость и дачность», на считывание именно российских кодов, а не китайских.

Артем: Спасибо большое, у нас, на самом деле, очень много проектов про «русскость», про идентичность, про переосмысление, и так далее. Это, конечно, был яркий проект, но, тем не менее, более похожий на «теремковость», я не знаю, как выразиться. Мы еще делали Новый русский город. Там все-таки «замес» был более сложный. С точки зрения распространения, он был намного мощнее, чем русский культурный центр, основанный на идеологии дачи. Я уже говорил, что нам очень важен эксперимент.

У нас еще есть ряд проектов. Вот в последнее время мы увлеклись работой с уездными небольшими городами. Мы изучаем очень плотно все наследие, которое там есть, и занимаемся только тем, что все переосмысливаем. Если здесь мы создали некую «дачу», то в русском городе мы создали какой-то такой коллажный стиль, новый русский стиль. В других наших проектах мы ничего не придумываем, а только используем то, что уже есть. Мне, например, такой подход тоже нравится, он в себе содержит более глубокую идеологию. Это один из самых рабочих инструментов именно для современной России. Он еще более тонкий и его труднее объяснить. Мы все время делаем проекты с идентичностью, мы примерно понимаем, как и на что люди реагируют, у кого какой отклик. Конечно, одним из элементов «русскости», если посмотреть с точки зрения истории, было дерево. Просто у нас, в принципе, леса много, поэтому вся архитектура была деревянная. Но, с другой стороны, во многих странах есть не менее интересная деревянная архитектура. Российский человек привык ассоциировать себя исторически с некой деревянной архитектурой. Но, например, в Польше есть исторически гениальная деревянная архитектура, самобытная, очень отличающаяся от нашей, и такого больше нигде не встречается. Там тоже есть лес, она сделана очень изобретательно, тонко, и иногда эти примеры лучше, чем у нас.

Артем: Мы поняли одну проблему, когда начали заниматься новым русским городом, вот этим нашим проектом. Все архитекторы, в том числе и мы, себя поймали на этом. Когда что-то проектируют и подбирают аналоги референсы, чтобы рассказать заказчику, как примерно будут выглядеть проекты или что имеется в виду, какая будет стилистика, все ориентируются исключительно на какие-то западные аналоги. При этом, если мы посмотрим современную архитектуру разных стран, то она, даже с учетом глобализма, все равно в некоторых странах очень узнаваема. Для меня было просто открытием , когда я увидел на архитектурной биеннале в Венеции несколько лет назад китайский павильон. Там была представлена современная китайская архитектура. И я, честно говоря, очень удивился, мне всегда казалось, что она очень вторичная. Но, тем не менее, за последнее время у них, действительно, появилось много своих архитекторов, которые поработали на Западе. И потом начали свою идентичность как-то переосмысливать. Это совершенно новая архитектура, очень хорошего качества, но при этом видно, что она основана на каких-то иных посылах, с первого взгляда неуловимых. Но ты понимаешь, что это китайская архитектура. То же самое, например, если посмотреть на страны Ближнего Востока, там свои архитекторы, правда, не такие хорошие. Но если приглашают западных архитекторов и деньги на это есть, то западные архитекторы начинают работать с местной историей. Таким образом западные архитекторы создают новую идентичность архитектуры стран Ближнего Востока, и она тоже становится узнаваемой.

Если пройтись по многим странам, скажем, Японии, Америке, Голландии, даже с учетом глобализма, все равно у каждой есть своя идентичность. А все наши архитекторы, когда работают, всегда ссылаются, даже если придумывают что-то свое, именно на западные примеры. И как таковая русская архитектура в современной России, к сожалению, отсутствует. Есть некие попытки, но они, к сожалению, базируются на понятии «русское бедное». А хотят ли заказчики иметь «русское бедное»? Почти никогда, бывают, конечно, какие-то единичные случаи.

Очень жаль, что у нас нет архитектуры современной, нашей российской, основанной на наших традициях, истории, которую можно было бы показать зарубежным коллегам или общественности. И, собственно, поэтому мы взялись за то, чтобы вообще смог состояться диалог. Мы в каждом проекте сейчас придумываем новую архитектуру, это для нас теперь новая сверхзадача. Чтобы ни проектировали, стараемся выявить идентичность и работать в стиле, традициях, характерных для данного места. Хотя могли бы пойти по совершенно другому пути, выработать свой дизайн-код, такой, условно говоря, шаблон, например, квадратные формы, определенные материалы, все белое или все круглое, то есть, как привыкли делать, так и привыкли. И, наверное, мы бы даже лучше продавали это. Но нам очень важно решать задачи, которые связаны с местом, заставлять людей задуматься о том, что вообще происходит вокруг. Чтобы возникало у людей чувство сопричастности, локальный патриотизм, интерес к истории тех мест, где они живут.

Артем: Если посмотреть, как она вручается, и проследить причину вручения за заслуги, что значат эти заслуги. В любом случае, архитектор, который получает эту премию, в течение продолжительного времени внедряет какую-то новую идею. Не важно, это стилистическое видения, социальный аспект или что-то. Он продвигает свою идею в течение жизни, или части жизни, в течение многих лет. И, реализовав ряд успешных проектов, он получает эту премию. Чтобы получить эту премию, у нас должен быть человек, который продвигает какой-то свой посыл. Конечно, есть люди, которые этот посыл продвигают, условно говоря, тот же Тотан Кузембаев или Александр Бродский. То есть, какие-то мэтры это, в любом случае, продвигают. Никита Явейн и, конечно, Studio 44. Я сейчас думаю, кто бы мог, и как раз Никита Явейн больше всего достоин. Архитекторы, которые получают эту премию, очень знаковые, они известны, у них есть ряд объектов по всему миру. Просто, мне кажется, что у нас пока еще рынок так сделан, что наших архитекторов очень тяжело увидеть на Западе. Мы пытались с этой «русскостью» что-то сделать, то есть «русскость» сейчас не принимается совершенно, как таковая, к сожалению.

Артем: Когда мы продвигали свои проекты, которые касались «русскости», у нас их просто не брали. У нас был огромный шквал звонков, репостов, интервью, и так далее. Потому что тема интересная. Но если мы говорим о некоем переосмыслении «русскости», то никто не берет. Я думаю, что конкретно с этой идеей достаточно тяжело сейчас «выстрелить» на международном уровне.

Артем: Он был опубликован в ArchDaily. Как обычно. Как правило, в этом случае бывает огромное количество запросов из разных изданий, стран, издательств, и так далее. Но, нет. Все, что касается «русскости», как-то не особенно востребовано.

Артем: Вот, честно говоря, не знаю. Ты задаешь очень хороший вопрос, потому что, действительно, у Тотана Кузембаева архитектура мирового уровня. Не скажу, что она про «русскость». Мне очень нравится, как он экспериментирует с деревом. Он один из лучших архитекторов в России. Тем не менее, мне кажется, у него тоже проблема с продвижением на западе, а может быть это ему и не нужно. Можно еще вспомнить Сергея Чобана, но он изначально, скорее иностранный архиектор, поэтому на Западе у него все получается

Артем: Это просто уникальная вещь. При этом, насколько я помню, у него заказчик из России. Вот в этом большая проблема, что те, кто строит за рубежом, наши архитекторы, их не много, строят точечные объекты. Даже мы проектировали что-то за рубежом для своих. Все равно у всех русские заказчики изначально. По-моему, только Антон Кочуркин сделал парк где-то в Швейцарии.

Вот у него, на сколько мне известно, был иностранный заказчик, хотя кто знает, я в чужие дела стараюсь не лезть. В прошлом году в рамках АрхМосквы был «завтрак архитектора». И там как раз обсуждался этот вопрос, в том числе с Сергеем Кузнецовым, по поводу выхода наших архитекторов на международный рынок. И все согласились, что единственный вариант, это выход через конкурсную программу. Начали обсуждать, у кого какие есть в конкурсах реальные заслуги. Какие-то ребята участвуют целенаправленно в китайских конкурсах, я не помню кто. И спустя сколько-то конкурсов им удалось, по-моему, занять второе место или еще какое-то. Может быть, даже в каком-нибудь конкурсе занять первое место, я не помню. Но, в общем, им долго пришлось «париться» с этим, бить в одну точку. Мы тоже участвовали когда-то в китайском конкурсе. Попали в шорт-лист,из 20 проектов. Но дальше все равно не прошли, выиграли китайские архитекторы. Вроде Кузенецов рассказывал, что был какой-то конкурс в Швейцарии, в каком-то небольшом городке. Участвовало там много архитекторов, в том числе и наши,.. В шорт-лист вышли несколько команд, ну, например, 10, условно говоря, я не помню цифру. При этом восемь из них были вообще из этого города. Естественно, они лучше знают контекст. И меня тогда это удивило. Потому что просто скопление большого количества архитекторов, а тем более хороших архитекторов, там, на месте, которые знают контекст, естественно выше. И если раньше был какой-то интерес к России, мы могли этим похвастаться, когда были бумажники, когда мы ничего не строили, в рамках каких-то там новаторских идей, то сейчас этих новаторских идей у всех в огромном количестве, я думаю, тоже с учетом глобализации. Теперь нужно очень хорошо знать контекст и иметь очень высокий уровень подачи и квалификации. Естественно, пропорционально нам сложно конкурировать. Но бывают и исключения. В любом случае есть какие-то страны чуть более дружественные к российским архитекторам.

Артем: Я не говорю, что это какой-то заговор или еще что-то. Мне кажется, во многом это проблемы с коммуникацией, проблемы с профессиональным соотношением хороших архитекторов к количеству хороших архитекторов на Западе, в Европе. У нас их просто меньше. Кто-то из молодых архитекторов мне рассказывал, что они учувствуют в международных конкурсах, где-то выигрывают. Они пошли хитрым способом, и, мне кажется, это правильный путь, стали учувствовать в международных консорциумах. То есть они не сами от себя выступают, а в рамках консорциума с местными командами. И я думаю, что таким образом возникает больше доверия.

Артем: Мы это пытаемся сделать уже очень много времени. Когда мы начинали работать, мы каждый раз предлагали какие-то сумасшедшие решения. У нас в то время был очень молодой заказчик, который много поездил и многое повидал, ему хотелось чего-то интересного. Но у него не было особо денег, поэтому наши проекты были наполовину бесплатные и очень редкие. Сейчас ситуация поменялась. На рынке уже достаточное количество заказчиков, которые готовы себе что-то интересное сделать. .Мне кажется, сейчас люди уже поняли, что им нужен архитектор. Не все, конечно. Что было бы неплохо, чтобы кто-нибудь взял часть проблем на себя. Но они не готовы платить архитекторам деньги, потому что никто не представляет, что спроектировать дом стоит несколько миллионов рублей. Никто к этому не готов. Проект, это же не строительство, это просто набор бумажек, это даже смешно. Я же могу пойти в Интернет и купить готовый проект за 20, 30, 50 тысяч рублей, полный комплект чертежей. По нему можно построить дом? Можно, без проблем. Апробирован? Да, вот есть уже реализованный. Поэтому, так как есть база открытых проектов, я думаю, что обычный человек, не имя какого-то большого количества денег, естественно, пойдет и купит готовый проект или пожелает построить дом, как у соседа. Поэтому, действительно, трудно объяснить, зачем нужен архитектор.

Я понимаю, что есть недорогие архитекторы, которые помогут просто грамотно оформить желания заказчика, минимизировать «косяки», условно говоря, взять на себя часть ответственности в рамках воплощения дома. Получится какой-то дом, он будет не плохой, будет нормально смотреться. И он будет не дорого стоить, в том числе и работа архитектора.

Почему работа нашего бюро стоить дорого? Есть, например, заказчик, он что-то предполагает, у него в голове есть некое видение дома. Но, обычно, это то, что он уже когда-то видел. Наша основная ценность, как бюро, в том, что мы можем его желание интерпретировать во что-то совершенно новое, что его, действительно, удивит и при этом решит ряд каких-то дополнительных вопросов и задач. И сделаем это очень изящно. Это первое.

Второе, почему привлекают нас или других архитекторов, когда есть какая-то сложная ситуация. Например, ну не встает проект. Сложная ориентация по свету, желание сохранить деревья, сложный рельеф. Все, что, в основном, связано с участком. Стандартные проекты этого не решаются.

Следующее, нас зовут, когда хотят сделать совершенно уникальный дом, выражающий какую-то свою эмоцию, посыл. Хотят сделать дом продолжением себя, выразить свою индивидуальность или совершенно по-новому взглянуть на качество жизни. Таких заказчиков не очень много. Они, как правило, много чего повидали и к этому уже готовы.

В-четвертых, почему к нам обращаются и почему мы стали работать с коммерческим заказчиком. Потому что мы понимаем запросы и цели коммерческого заказчика, как организации, как бизнеса. У нас есть экспертиза в различных областях: в маркетинге, в экономике, в урбанистке, в том числе, в архитектуре и в дизайне. Соответственно, мы можем говорить на том же языке, что и заказчики. Нас, в основном, со стороны заказчиков привлекают именно маркетологи, потому что они понимают, что мы сможем решить эффективно их потребности. Именно поэтому мы выбрали вот эту нишу работы с заказчиком, не частным. Потому что частный заказчик - это очень долго, он не готов платить деньги. И задачи у него, скорее, про ощущение. От работы с частным заказчиком мы почти полностью отказались.

Артем: У нас не поселки, у нас курорты. У нас есть несколько курортов. Это комплексное решение, когда есть и туристическая инфраструктура и есть девелоперская часть под развитие, под продажу.

Артем: Шерегеш, и еще несклько проектов. Мы понимаем экономику, как это строится, как эксплуатируется, как вводится, как пойдут люди, почему пойдут, какие целевые группы. Мы все эти вопросы можем решать, и нам интересно их решать. Даже интереснее, чем просто построить красивую форму. Главное, чтобы мы смогли улучшить среду обитания. Некая такая социальная функция. Чтобы человек, воспринимая себя как часть общества и, в то же время, индивидуума, в этой среде поменялся, стал более культурным. Мы понимаем, что такие задачи не сможем решить, просто проектируя домики на участках. Соответственно, мы больше работаем с территориями, с туризмом, с парками. Что касается поселков, то, мне кажется, это плохо, когда один архитектор застраивает весь поселок, какой бы гениальный архитектор ни был. Вероятно, хороший архитектор может создавать некий дизайн-код для поселка, а потом позволить уже другим архитекторам проектировать, но в рамках заданного дизайн-кода.

Артем: Правильно. Когда мы проектировали Новый русский город, мы приглашали в проект еще других архитекторов. Мы понимали, что у нас самих будет получаться что-то одинаковое. Мы специально привлекали и Даниила Макарова, и Степана Липгарта. Мы объясняли идеологию, договаривались о дизай-коде, но, в любом случае, люди сами проектировали свои объекты. . А потом все это сводили вместе именно для того, чтобы получилось ощущение города. И мне нравится, что получилось. Что этот стиль читается, но при этом все достаточно разное. Мне кажется, что это хорошая имитация нормально развивающегося города, и этим ценен проект.

Артем: Да. Нам хотелось бы поработать с музеями, в смысле, музей сделать. У нас есть какие-то смежные работы, но я говорю про какую-то масштабную вещь, условно говоря, «Лувр в Абу-Даби», хотелось бы сделать музейное пространство такого масштаба.

Артем: Да. С музейным зданием, с экспозицией. Музей - это такая интересная вещь. Там интересные потоки, интересные концепции, как это вяжется с самой экспозицией. У нас есть некоторые близкие проекты, мы работаем с экспозиционными пространствами. Но это, по большей части, какие-то интерьерные истории. А было бы интересно поработать со всем музейным комплексом.

Артем: Было 20, потом стало 15, с учетом кризиса.

Артем: Мы пробовали разрастаться. Но как только мы разрастаемся, у нас теряется качество. Я работал в разных архитектурных компаниях как архитектор, в том числе в Америке. Я помню, приходишь куда-то и вдруг, сам того не желая, как бы подсознательно, начинаешь делать архитектуру, которую делает это бюро. В такой стилистике, как они делают. И ты понимаешь, как это делается, понимаешь через некоторое время принципы. А у нас это очень сложно, это всегда авторская история. Я не говорю, что главные архитекторы являются авторами. Мы очень хотим, чтобы сами сотрудники предлагали что-то интересное. Это каждый раз эксперимент, открытие. Когда мы начинаем разрастаться, наша авторская позиция немного «замыливается», становится тяжело контролировать качество. Мы можем, конечно, сделать стандартные, приятные штуки. Все мы уже научились делать стандартно, то, что всем нравится. Но в этом нет ни идентичности, ни посыла. Это все ровно, нейтрально, современно. При этом может страдать качество. Это очень грустно, мы вынуждены каждый раз придумывать заново высказывания, форму, идентичность, посыл, и так далее. Когда у нас разрастается коллектив, мы просто не в состоянии даже это все обсудить. И, соответственно, качество проектов падает.

Есть и другой подход, когда все делается достаточно нейтральным, либо в соответствии с принятым дизайн-кодом. Симпатично, хорошая композиция, без проблем. Но она, как мне кажется, не несет в себе авторской мысли. Такая архитектура тоже должна быть, я просто говорю о том, что нам это не интересно, нам интересны смыслы, самобытность и удивляющие решения.

Интервью брала Лиза Фонская, июль 2020